Форум » Поэзия, проза и публицистика » Презренной прозой говоря... » Ответить
Презренной прозой говоря...
Аленушка: Поэзии у нас посвящено несколько тем - а прозу незаслуженно обидели. Открытие темы навеяно Астрой. Часто встречаю в инете и в книгах строки, созвучные душе. Пусть будут тут. увеличить
Аленушка: Вот - сегодняшнее: старость, осень и сила видела сегодня на улице двух старух. одной лет семьдесят. другой - "лет под сраку", сгорбленная в колесо. та, которой семьдесят, несла складной стульчик. как старшая сделает десять шажков - та ей подставляет сиденье. отдохнули - пошли дальше. гуляют. дочь? подруга? соседка? ни малейшего раздражения в лице. идут, переговариваются. хорошая теплая осень. жаль, что я не такая сильная. отсюда
Астра: Спокойно, как давно знакомый гость, я сел с ними за стол (собака сидела тут же, на полу) и ел, и, встав сытый, услышал, как объясняет жизнь мой спаситель. - Человеку нужно знать, господин самоубийца, всегда, что он никому на свете не нужен, кроме любимой женщины и верного друга. Возьмите то и другое. Лучше собаки друга вы не найдете. Женщины - лучше любимой женщины вы не найдете никого. И вот, все трое - одно. Подумайте, что из всех блаженств мира можно взять так много и вместе с тем мало - в глазах других. Оставьте других в покое, ни они вам, ни вы им, по совести, не нужны. Это не эгоизм, а чувство собственного достоинства. Во всем мире у меня есть один любимый поэт, один художник и один музыкант, а у этих людей есть у каждого по одному самому лучшему для меня произведению: второй вальс Гадара; "К Анне" - Эдгара По и портрет жены Рембрандта. Этого мне достаточно; никто не променяет лучшего на худшее. Теперь скажите, где ужас жизни? Он есть, но он не задевает меня. Я в панцире, более несокрушимом, чем плиты броненосца. Для этого нужно так много, что это доступно каждому, - нужно только молчать. И тогда никто не оскорбит, не ударит вас по душе, потому что зло бессильно перед вашим богатством. Я живу на сто рублей в месяц. - Эгоизм или не эгоизм, - сказал я, - но к этому нужно прийти. - Необходимо. Очень легко затеряться в необъятном зле мира, и тогда ничто не спасет вас. Возьмите десять рублей, больше я не могу дать. И я видел, что более он действительно не может дать, и просто, спокойно, как он дал, взял деньги. Я ушел с верой в силу противодействия враждебной нам жизни молчанием и спокойствием. Чур меня! Пошла прочь! 1913 Александр Грин. «Человек с человеком»
Аленушка: Меня всегда удивляли люди, которые на вопрос "что ты будешь делать, если узнаешь, что тебе осталось жить ровно год" отвечали - "поеду путешествовать, осмотрю мир, попробую все вина" и т.д. Не бессмысленно ли насыщать опытом своё земное тело - перед тем, как это тело перестанет существовать? Для меня это то же самое, как узнать такое же, не дай Бог, про своего ребёнка, и на вопрос "что ты будешь с ним делать в течение этого года" ответить - "научу читать, писать и решать математические задачи". Причем такой подход казался мне непонятным в случае любой веры того, кто его придерживается, относительно будущего, ожидающего умершего человека. Если ты веришь, что за порогом смерти тебя не ожидает ничего, то есть венец конечен и дальнейшего просто нет, что делать, строго говоря, вообще неважно. То есть с тем же успехом можно свой последний год пролежать на диване (если тебе это нравится, конечно), или провести за сексом с кем попало (или с собственной женой), или поедать деликатесы и толстеть - короче, заниматься чем угодно, что позволит тебе получить максимум удовольствия в оставшееся время. Те люди, которые получают свой максимум удовольствий от путешествий, имеют в виду, конечно, именно это - но удивляло меня то, что в большинстве своем они говорили не об удовольствии как таковом, а именно о том, чтобы набраться опыта и попробовать всё то, чего не успел попробовать до сих пор. Но мучал вопрос "зачем?" - ведь "всего" все равно не перепробовать за год и даже за десять лет, а если верить в полное отсутствие послежизненных перспектив, то и незачем. Какая разница, увидишь ты Париж перед тем, как тебя как такового вообще не станет, или нет? Парижу-то точно без разницы. Как и тебе. Столицу Боливии Ла-Пас ты, скорее всего, не увидишь. А кто сказал, что она для просмотра перед смертью менее значительна, чем Париж?.. остальное - тут
Аленушка: 15 лет в колонии строгого режима Первого ноября одна тысяча девятьсот девяносто первого года , когда первый снег едва лёг на ещё не простывшую грязь, в длинном синем плаще с рукавом реглан, в чёрного цвета широкополой и слегка помятой шляпе из фетра, обмотанный шарфом ядовито-алого цвета, при бороде и усах, в тонированных дочерна очках-капельках он шагнул на территорию ИК-16 Учреждения К-231, именуемой в среде З/К "больничкой", а в народе - " шестнадцатый" (лаг.пункт) и за ним с лязгом захлопнулись металлические решётки тюремной проходной. Так началась моя эпопея в Вятлаге и вот уже пятнадцать лет, почти без перерывов , я лечу осуждённых в центральной больнице бывшего Вятлага - последнего островка всесильного и всепоглощающего ГУЛАГА, где некогда отбывал ссылку и САМ "Железный Феликс", где Татьяна Окуневская руководила созданным ею театром из таких же как и она сама политзаключённых, где футбольную команду "Динамо" тренировал Эдуард Стрельцов , и куда приезжал на гастроли тогда ещё мало кому известный артист то-ли Ижевской, то-ли Сыктывкарской филармонии Валерий Леонтьев... "Врач анестезиолог-реаниматолог хирургического отделения Центральной больницы Учреждения К-231" - последняя запись в моей трудовой книжке. Инспектор по кадрам записывал мою специальность по буквам, кряхтя и вздыхая, и ,наконец, подъитожив:"Ну и профессия у тебя - язык сломаешь!" А "жулики" прозвали просто - "выключатель". А может и ещё как-то, но я этого не знаю. Начальник больницы прозвал меня ксендзом, а коллеги до сих пор обращаются ко мне по имени, не всегда вспоминая мое отчество. Доктор Дима - ДВС- dok_sed- выключатель, а до пенсии осталось ровным счётом - ничего, и" время собирать камни". Только собирать как-будто и нечего. И только детвора в посёлке кричит мне при встрече:"Здравствуйте!" И совершенно точно один из френдов определил нашу профессию: "Анестезиология - ни жизни, ни судьбы". А вчера принесли мне домой пакет. В нём - литровая бутылка "Матрицы". Так что завтра у меня "перезагрузка". А это - Живой Журнал этого доктора. Там не только проза: есть и стихи, и фото. А еще - трагические и счастливые истории, рассказанные хорошим Человеком.
Аленушка: Тюрьма, сума, война. В 1909 году был объявлен конкурс на проект памятника Тарасу Шевченко в Киеве. Думали, в жюри войдет Репин, но тот отказался. Сам хотел участвовать. Репин сделал эскиз, который всем очень понравился. Шевченко был изображен каторжником: тюремная роба, кандалы, тачка. Корней Чуковский тоже считал, что эскиз хороший. И написал Репину письмо следующего примерно содержания. «Дорогой Илья Ефимович, и прочая, и прочая. Ваш проект памятника Шевченке замечательный, и прочая, и прочая. Есть только одна неувязочка. Шевченко ни в тюремной робе не ходил никогда, ни тачки каторжной не видел. Потому как арестован был во фраке и белом галстухе. В этом самом фраке Шевченко отсидел почти месяц до приговора, а затем был облачен в солдатское, надел красную шапку, которую люто ненавидел, и носить кою ему предстояло еще десять лет… Но если вы считаете этот момент несущественным, можете им спокойно пренебречь, ничего страшного». Репин свой эскиз после этого письма забраковал. Сам Чуковский, надо сказать, до красной шапки не досочинялся: его время куда либеральнее было, хотя всего полвека минуло со дня, как Шевченко шапку снял. Но одну книжку «гражданина Корнейчукова» сожгли. Полшага она до читателя не дошла, был конфискован уже готовый тираж и рассыпан набор. В общем, литератор классово не близкий, но «пострадал при царском режиме». В советское время на классово не близкого Чуковского повесили обвинение «отговаривал великого Репина вернуться из эмиграции». Шпыняли долго и старательно. Хотя письма негодяя Чуковского свидетельствуют об обратном: честно писал, что с провиантом в Совдепии напряженно, зато художественная жизнь бьет ключом, а Репина все обожают, и надо ему возвращаться. И Репин, кстати, в 25-м году загорелся идеей приехать (хотя бы ненадолго, посмотреть свою персональную выставку в Русском музее), но вдруг началась странная морока с визами. Почему ему не организовали «зеленый коридор» через границу? Ведь по идее, престарелого Репина в Советской России ждал теплый прием. Даже в его «Заседании Госсовета» углядели что-то классово близкое, я уж молчу про «Крестный ход». Как Репин был величиной при царе-батюшке, так и остался при Советах. Илья Ефимович сам себя называл «смолоду перехваленным» художником, которого «даже коллеги вечно выпихивали вперед». Авторитет его был огромен, замахиваться на Репина осмеливались разве что молодые бунтари. Старый мастер на укусы реагировал живо и эмоционально. Его журнальная атака на Петрова-Водкина запомнилась современникам тем, как Репин яростно распекал Водкина не только за текущее творчество, но и за картины, которых тот отродясь не рисовал.* Репин вообще откликался живо на всё. Первый вариант знаменитого портрета Льва Толстого с Софьей Андреевной, по свидательству того же Чуковского, был очень благостный. Но узнав случайно, что Толстой с женой поссорился, Репин мигом переписал картину, на которой мы теперь имеем счастье лицезреть хмурого и насупленного графа, ни дать ни взять зеркало русской революции. Думается, большевики от культуры вспомнили эту манеру Ильи Ефимовича всем интересоваться и живо откликаться - и решили: не надо. Фрагменты переписки Чуковского с Репиным публиковались многократно, но собрать полный архив удалось лишь в конце 70-х. Недостающая часть писем пришла откуда не ждали. Их прислала женщина, бывшая в Великую Отечественную военврачом. Неизвестный раненый солдат передал ей пакет с «очень ценными письмами, хранить которые у него нет возможности». Письма он нашел в полуразрушенном доме на Карельском перешейке. Имя солдата военврач то ли запамятовала, то ли просто не нашла времени установить в госпитальной суматохе. Кто он был, этот русский солдат, нашедший случайно пакет с бумагой (большая ценность на войне), присмотревшийся и увидевший имена: Илья Ефимович, Корней Иванович… Кто? отсюда _____________ * А мы порой упрекаем друг друга в том, что нам приписывают мысли, которых мы не думали! )))) Тут классик!!! ))) (Выделение в тексте мое.)
Аленушка: про таких было сказано, что они соль земли Сегодня вспомнил вдруг стариков, у которых мы жили с отцом несколько дней в Пертоминске. Его звали Адам Степанович, ее Татьяна Ивановна. А.С. был на костылях, в войну он потерял ногу – как потом рассказал, по недосмотру хирургов, что-то оставивших в ране. Но это его и спасло, как то ли признавал он сам, то ли это я сейчас уже договариваю за него. Татьяна Ивановна тоже рассказывала про войну, как они ходили в море на карбасах, ловили сельдь, одни бабы, по колено в ледяной воде. У них была квартирка в бараке, перед окнами нечто вроде хозяйства – сарай, там бегал огромный радостный пес на цепи и проволоке, и стояла мотоколяска, которую А.С. как ветерану была выдана. На ней он гонял по единственной улице Пертоминска, пожимая железные рычажочки внутри баранки и поднимая песчаную пыль. Кроме пса, у них жил рыжий кот, с парализованными задними лапами, который научился подбрасывать заднюю часть туловища вверх и ходить на передних лапах, как акробат – и смешно, и жутко. Излишне говорить, что тогда никакого символизма в таком хождении я не видел, никакого отблеска на советскую жизнь. Помню прекрасно, как А.С. вырезал из березы новое топорище для моего любимого топорика, с которым я не расставался, попутно показав, что нужно забивать дерево в железо, а не насаживать железо на дерево - нарочив пройму топора на топорище, бить молотком по другому концу топорища, держа при этом изделие на весу. Закон инерции, да, - но так волновало это чудо, когда от аккуратного постукивания топор поднимался все выше по топорищу! Не выцвело оно и теперь, когда приходится вытесывать из ножки стула новую ручку для молотка, предвкушая миг адам-степановичевой науки. Но я рассказываю эти байки только потому, что только их я и могу рассказать. А главного – того, каким сердечным теплом были полны эти старики, тогда еще бодрые и полные радости, - хотя от радости жизнь, вроде бы, должна была их навсегда отвадить – этого рассказать я не могу. Могу только заявить, что и делаю. А.С. и Т.И. были лучшие люди, каких я встречал в своей жизни, и как-то – давно, лет 10 назад – помню, так же однажды просто вспомнил их, и от силы этого воспоминания сразу потекли слезы. Давно померли, конечно, пусть земля будет им пухом. Что-то сравнимое с их простым и естественным теплом – как солнце греет просто потому, что это ему свойственно – я видел только там же, на севере, в деревне. Мы с отцом шли по улице, и он увидел впереди у вросшего в землю дома какую-то древнюю старуху, и к ней радостно побежал, - а она его издалека по имени-отчеству уже выкрикнула, интонациями какими-то небывалыми, замшелыми, зелеными, с мелодикой седой древности, что-то в роде тех седых лишайников, что висят на елках в чащах и липнут к лицу бродяги (это все слышно было и десятилетнему городскому парнишке) - и обняла его, насколько ей позволял ее крохотный рост. И дальше отец и старуха обменивались понятными какими-то репликами, на русском языке, как они не виделись сколько годков и пр., хотя слова эти значили что-то другое, и я слушал это как иностранный язык. Я тогда не понимал, конечно, ничего, - просто смотрел во все глаза как на чудо, курьез, - но сейчас, на эту картинку глядя, явственно вижу, что тогда будто приотворилось окошко в старый, давно утонувший, мир, - Прасковья Никитична ее звали, кажется, – и из этого окошка изливались на моего отца небывалый жар, искренность, забота, невозможного градуса доброжелательность, бесконечный юмор, - исходя из этой земляной старухи, ростом с пень и с кожей на лице, как пень. Еще, помню, удивило, насколько привычно проскользнула в ее быстрой ласковой речи к отцу какая-то пришедшаяся к делу ветхозаветная история, то ли филистимляне или еще что, словно она вспомнила к месту какую-нибудь домашнюю утварь. Потом я спросил отца, откуда она такие вещи знает, и он ответил, что она любой эпизод из библии тебе наизусть перескажет, а больше, наверно, и не читала ничего в жизни. («А разве не отбирают, если найдут?» – спросил я на это, помнится). Но и это все, опять, ничего не говорит о той П.Н., которая тогда обрадовалась моему отцу, - который, как я потом узнал, единственный во всей деревне не считал ее выжившей из ума. То чувство, которое заполняло эту П.Н. всю, точнее всего назвать любовью, но любовь – чувство возвратное, а ее любовь словно расходилась от нее как свет от лампочки, и падала не только на людей. Ее полносердечие было простым и неразумным, как дыхание. Это все слова, и мне не хватает их, они падают, как мячики, сколько бы я ни пытался заставить их присоединиться к пролетающим на юг птицам. Пусть меня хватит хоть на прямой вопль. Эти старухи, которые сохранились до 1970-х только потому, что их не было куда дальше севера ссылать, и некого было больше у них отбирать и убивать, - уж все были отобраны и убиты – и никому они не были уже больше нужны, как отбросы и истлевшие пни, на который уже и кирзовый сапог гадливо не поднимется – в них только сохранилась последняя искра какого-то прекрасного костра, который все, затух, и ни в каких потугах нового кислого почвенничества уж никогда не блеснет. Мой отец еще застал последний огонек, а я углядел еще отблеск в его глазах. А тем, кто меня моложе, я могу уже только посочувствовать, и разве попробовать определить всю величину их потери. отсюда выделение последнего абзаца - мое
Аленушка: А завтра 7 ноября! А смайлика с шариками нет. Только с лозунгами. Зато нашлось в тему: ШАРИКИ ЗА РОЛИКИ, ИЛИ КАК МЫ ХОДИЛИ НА ДЕМОНСТРАЦИЮ Был когда-то такой праздник, когда все сознательное население (а у нас тогда все население было сознательным) просыпалось как на работу. То есть тоже под звон будильника. Но настроение!.. Проснешься, бывало, а сердце стучит, как юный барабанщик: «Праздник! Сегодня праздник! Красный день календаря!» Жизнь прожила при советской власти, а конкретно, что такое классовая ненависть, узнала только сейчас. Ешь ананасы, рябчиков жуй! Все равно вам, буржуям, не понять, что такое настоящий праздник. Седьмое ноября — это же был праздник! Нерабочий день. Нерабочий день для нас, людей труда, — большое счастье. Правда, половину этого нерабочего дня надо было проторчать в колоннах, которые ждали своей очереди пройти мимо трибун с криками «Ура!» А вы как думали? За настоящее счастье нужно побороться. Или хотя бы прождать его достаточно долго. Так долго, чтобы подумать: «Все! Больше не могу!» И вот когда эта мысль заставит мелко переминаться с ноги на ногу, когда уже, кажется, невтерпеж, тут и дрогнет колонна, и побежит вдоль рядов распорядитель, умоляя подравняться и повыше поднять наглядную агитацию. Уже идем, идем! «Ура, товарищи!» — «Ура-а-а!» В этих криках выплескивалась наружу радость грядущей встречи с накрытыми столами, с горячей картошечкой, квашеной капусткой, жирненькой селедочкой с зелененьким лучком и салатиком оливье. Все только так и говорили: «картошечка», «селедочка». Пока добудешь эту селедочку, так уж точно полюбишь, как родную. А лучок зелененький лично я на подоконнике выращивала в баночках из-под майонеза. Дело нехитрое, главное проследить, чтобы домашние до времени не съели. Потому что есть можно только после «Ура-а-а!» Женщины кричали «Ура!» с куда большим энтузиазмом, нежели мужчины. Им же надо было еще на стол накрыть и, наконец, покушать. А мужчины начинали праздновать прямо в колоннах, организуясь в группы, кратные числу «три». Так что на демонстрацию многие ходили не без удовольствия. А вот я — исключительно из чувства долга. То есть лет пять я как раз из чувства долга от ноябрьских маршей уклонялась, потому что у меня же был маленький ребенок. А дети — это будущее страны. Они могут простудиться на ветру революции. И вдруг мне в моей библиотеке, где я, никого не трогая, тихо-мирно рисовала библиографические карточки, так нетактично сказали: «Перестаньте выкручиваться, ваш ребенок достаточно большой, чтобы влиться в ряды трудящихся Ворошиловского района…» «Ну, — думаю я, — взять, что ли, в самом деле, Машеньку с собой? Только нужно сделать так, чтобы красный день календаря запомнился ребенку надолго! Чтобы сердце пело!» И я стала рассказывать пятилетней Машке про «та-ра-ра золотые трубы», про «бум-бум-бум громкие барабаны», про красные флаги и звонкие песни. — Если мы не возьмем Греточку, любимую мою собачку, — объявила Машка, — я не буду петь. Я, наоборот, буду плакать, а перед трибунами сяду на асфальт. Если Машка грозится сделать какую-нибудь гадость, то слово свое она держит крепко. Это у нее от меня. «Ну, — думаю я, — взять, что ли, в самом деле, Греточку, с собой? Собака породистая, доберман-пинчер. Украшение семьи. Уши и хвост купированы идеально. Отличница-собака. Будет приятно посмотреть с трибуны: вот как хорошо живут люди в нашей стране! Вот какие у них собаки!» — Берем Греточку, Машенька, берем! — согласилась я. — А то что ж — мы, будем гулять-веселиться, а бедное животное лежать под дверью и скулить? Но раз уж мы берем собаку, то веди себя, как хорошая девочка. Тогда после праздничного шествия тебя ожидает сюрприз! Это меня ожидал сюрприз, а Машка нюхом чуяла подарки. Даже не стала перекапывать все шкафы и кладовки, а сразу заглянула в бельевую корзину и нашла там то, что я для нее приготовила. Ролики! Ролики! Ролики — это вовсе не то, что вы сейчас себе представили: высокие ботинки беспардонного цвета, наколенники-налокотники и колеса из дутой резины. Нет, наши советские ролики были максимально приближены к натуральному хозяйству: две дощечки и четыре шарикоподшипника, все! Ну, еще шнурки от ботинок «мальчуковых» — к ногам привязывать. Вот эти ископаемые ролики я и купила ребенку к праздничку. Интересно, сейчас кто-нибудь дарит детям подарки к государственным праздникам? Ко Дню Конституции, например? Кто-нибудь прячет таинственные свертки в бельевую корзину, где дети их все равно найдут, чем испортят праздник себе и родителям. Найти ролики Машка нашла, а мне ничего не сказала. Весь вечер мы готовились к демонстрации. Впрочем, Машке больше нравилось слово «парад». И я не возражала. Однако ж на парад надо ходить с медалями. С медалями у нас была только Грета. В торжественных случаях ей полагалась специальная шлейка-нагрудник для всех ее восьми знаков отличия. Мы начистили собачье золото-серебро мелом — все засияло, засверкало: праздник, праздник! На ошейник привязали алый шелковый бант — как на портрете вождя, где он в кепочке и ручкой делает «Привет-привет!» И поводок нашелся как раз идеологически выдержанного революционного цвета. Собачка нарисовалась — восторг, хоть в первые ряды, хоть даже на трибуну. Мы постарались выглядеть не хуже собаки. Утром красного-прекрасного дня надели свои выходные пальто и красные-прекрасные беретки, сдвинутые на одно ухо — у ребенка на правое, у меня — на левое. На груди прикрепили булавками алые флажки с золотистыми серпом-молотом. Машка еще зачем-то прихватила с собой клеенчатую сумку цвета зари багровой. Ну ладно, если уж ей так — красиво. К нашей колонне мы присоединились практически вовремя. Мне вручили мою обычную ношу — члена Политбюро на палке. Можно было даже и не смотреть. Мне всегда достается Арвид Янович Пельше. Сколько себя помню. Пятилетний перерыв ничего не изменил. Здравствуйте, Арвид Янович! Пока я расписывалась в получении товарища Пельше, Машка на минуточку отлучилась. Вернулась — а как же, уже на роликах! Так вот что у нее было в сумке! Сюрприз. Разъяснять ребенку, что на роликах на демонстрацию не ходят (или не ездят?), непосредственно в момент высокого душевного подъема масс (и собственно ребенка) было бы непедагогично. И, кстати, почему нельзя? Нельзя, нельзя! Мои коллеги-библиотекарши при виде Машки, чьи ноги поминутно то разъезжались в стороны, то стукались коленками (дитя же в первый раз на роликах), скривились как-то многозначительно. А уж на принаряженную собачку посмотрели так, будто это, по крайней мере, вымерший птеродактиль, а не дипломированный неоднократно доберман. — Что означает этот ваш выпад? Эта ваша демонстрация на демонстрации? — спросила меня Неля Андреевна, которая у нас проводила по пятницам политические среды. — Как вы могли в такой день повесить медали на собаку? Недоумение Нели Андреевны мне в общих чертах было понятно. У нее на лацкане синего пальто партийного фасона сиротливо болталась одинокая медалька «Ударник культуры». А у нас-то! — Вы не огорчайтесь, тетя, — как всегда, кстати, влезла в разговор Машка, собирая ноги в кучку. — Может, вам еще дадут… Или наши хотите поносить? Только не сегодня… Ноги ребенка опять разъехались. От возмущения партийная Неля стала на глазах краснеть и раздуваться. Это навело Машку на следующий виток мыслей: — Мама! Я хочу шарик! Воздушный! Чтобы рвался в небо! Пойдем вон к тем дядям! У них шарики! И музыка! «Вон те дяди» были предводительствуемые военным оркестром ветераны — в кителях, орденах и медалях. И с огромными, надутыми гелием, шарами, рвущимися в небо. Это им выдали взамен Политбюро на палках. Машка как-то незаметно перехватила у меня собачий поводок и стала, скользя и вихляясь на своих роликах, продвигаться вперед. Я пробиралась следом за несносным ребенком, надеясь, что выгляжу прилично. Несносный ребенок затесался в компанию ветеранов, как будто так и надо. Седовласых героев почему-то не оскорбили собачьи медали. — За боевые заслуги? — деловито поинтересовался старик с розовым воздушным шаром. — За красоту… — потупилась Машка. — За красоту? — это всех почему-то рассмешило. Машка ощутила некоторое неудобство и на всякий случай приготовилась плакать. Настоящий солдат не выносит женских слез. — Ну ладно, ладно… У тебя ж собака — девочка? Девочкам можно давать медали и за красоту. Это лучше, чем… — и воин, в битвах поседелый, сам себя оборвал на полуслове. — Вот, например, тебе, девочка, можно дать награду за красоту. — Медаль? — загорелась Машка. — Возьми пока шарик… Машке сунули в руки сразу три шара: два алых и один белый. — Мама, мама! — вдруг вспомнила она про меня и обернулась — Мне дяди шарики подарили. Всегда ей какие-то дяди что-то дарят — с тех пор и по сей день. А мне хоть бы кто-то что-то когда-то. Я рванулась к ребенку, чтобы возвратить его в лоно нашей библиотечной семьи. Но тут трубы грянули, барабаны ударили, форсированный голос в мегафон закричал: «Ура, товарищи!» Для Греты это было чересчур. Любимая наша медалистка вздрогнула, присела, кажется, гикнула и ка-а-к рванет вперед. Машка со своими шариками и роликами покатилась за доберманшей все быстрее и быстрее. Вот она уже среди музыкантов! В оркестре все смешалось. Истерически залязгали челюсти литавр. Барабан ухнул. Машка в процессе движения на роликах интуитивно (как делает это и сейчас) овладела искусством лавирования. Она ухитрилась обогнуть даже огнедышащее жерло геликона и, увлекаемая воздушными шарами и доберманшей, помчалась впереди колонны. Оркестр пришел в себя и урезал марш «Прощание славянки». За оркестром печатали шаг ветераны. Следом шли трудящиеся Ворошиловского района. А впереди летела хорошенькая (врать не стану) девочка с воздушными шарами, увлекаемая птеродактилем с красным бантом. Несчастная мама этой девочки короткими перебежками преследовала малышку, скрываясь за спинами ротозеев, выстроившихся вдоль ограждения. Их то, зевак этих, кто, интересно, выгнал с утра пораньше — любоваться на идущих стройными рядами трудящихся ? Возможно, это было замаскированное под нарядных дяденек и тетенек оцепление — заградотряд, чтоб никто раньше времени не сбежал селедочку кушать. Пролетев мимо трибун, Маша свернула в переулок и попала в объятия милиционера в белых перчатках. Длань блюстителя порядка опустилась на хрупкое плечико. — Чей это ребенок? Ни чувство долга, ни чувство справедливости не заставили бы меня признаться. Я махнула ребенку из-за спины блюстителя порядка и одними губами шепнула: — Беги! Собака и ребенок вырвались из страшных рук и побежали, виляя, как при обстреле. Очевидно, в роликах какой-то подшипник разболтался. Я тоже побежала — дворами, волоча за собой дрын с портретом товарища Пельше. С ним мне было не так одиноко. И потом — я товарища в беде не брошу. С ребенком мы встретились уже в нашей подворотне, достигнув финиша практически одновременно. Собака потеряла бант и половину медалей. Машка ничего не потеряла, а наоборот — приобрела: два синяка и царапину. Я как была с Арвидом Яновичем, так с ним и осталась. Мы взлетели вверх по лестнице и спрятались за дверью родной квартиры. До самого вечера я чувствовала себя, как революционер-подпольщик, за которым вот-вот придут шпики. Но никто не пришел. Говорят, какое-то важное лицо с трибун отметило оригинальное мышление режиссера шествия. — Э-э-э… Свежо… Даже.. э-э-э… символично. Тут… э-э-э… ветераны, а впереди… э-э-э… юное поколение. С шариками. И эта карацупа на поводке… Воспитывает военный патриотизм. Карацупа — это вовсе не каракатица. Был такой знаменитый пограничник — Карацупа. А кличка его знаменитой собаки была, наоборот, Ингуш. Молодому поколению на это начхать, а я вот зачем-то помню. И как не помнить? Греточку с тех пор в домашнем кругу только карацупой и звали. Важному лицу — большое спасибо, пусть доживает свой век, не зная угрызений совести и маразма. Он выразил одобрение — и вот, меня и не тронули. Просто с тех самых пор настоятельно не приглашали ходить на демонстрации. Так что я и вправду без организованных маршей скучаю. Похулиганить негде. отсюда
Аленушка: Улыбнитесь! Только в хорошем состоянии Хорошо, что мы не покупаем таким образом детей. Или, наоборот, плохо? Но ты представляешь, сколько бы перед нами стояло проблем? Мы сегодня, знаете, ребенка выбирали. Ну да, решили, сколько можно тянуть, уже у всех соседей есть, перед людьми неудобно. Нам раньше казалось, уровень семьи определяется все-таки не этим, книги там, образование, ну, сами понимаете. А потом увидели - современное общество все-таки очень меркантильно, очень. У приятелей негритёнок. Вы представляете? Спецзаказ из Африки. Мы молчим, нам-то что, но, мне кажется, неприлично настолько демонстрировать наличие денег. Если у тебя их излишек, купи еды и раздай голодным. Ну зачем тебе в Хабаровске негритёнок? Статус, говорят. Статус, тьфу. А пара с четвертого этажа приобрела тройню. Теперь разоряются на обслуживании и запчастях. Зато красиво. И в газетах про них написали. Мы с мужем долго думали, долго. Потому что, честно говоря, нам не особо и надо. Но неудобно как-то стало, знаете? У всех есть. Да и в хозяйстве безусловная польза. Стали выбирать, зашли на форум, посмотрели, что и как. На мальчишек многие жалуются. И жевательные резцы часто летят, и тормозной механизм из строя выходит, а уж переговорное устройство до чего проблемное, не описать. Плюс у многих усилители встроенные, это удобно, конечно, но вы когда-нибудь пробовали выключить встроенный усилитель? Даже танковый ход не помогает. Правда, есть специальные информационные доски для любителей мальчишек, там народ изо всех сил отстаивает идею, что, дескать, мальчишка - самое то, пусть он и проблемный в обеспечении. Хотя вот кто по-настоящему проблемный в обеспечении, так это девочки. Если девочка у вас новая, то какое-то время, конечно, с ней легко. С новыми девочками вообще легко. Но если она выпуска, скажем, девяносто первого-второго года, как раз сейчас с этими начинаются проблемы. Для того, чтобы достать запчасти для своих девочек, некоторые даже за границу ездят. Дискуссии на форумах постоянные - считать ли фирменную косметику необходимым устройством для улучшения системы коммуникации, или можно и отечественной обойтись. Мы с мужем как это прочитали, так сразу решили: никаких девочек. Сначала она новая, потом пробег увеличивается, коммуникационная система требует расширения, а ты бегай по всему свету и ищи модификаторы. Нет уж. Вообще, я считаю, новых лучше не брать. Это, конечно, лестно и всё такое - идти по улице и чтобы все видели, что у тебя новый ребёнок, последняя модель, этого года. Это мило. Но с этими новыми одна морока. Ведь если у тебя ребёнок старый, ты о нем не так заботишься. Упал там, царапины, колготки драные, коленки битые - ладно, неважно уже, кто из них при пробеге семь-восемь лет без битых коленок. А новеньких жалко, их чуть ли не на руках носить будешь, лишь бы не поцарапались. А всё почему? Кожа свежая, чистенькая, лапки в складочках, попа в ямочках, поневоле подумаешь трижды, прежде чем такое где попало парковать. Если ты уже опытный детовод, тогда еще ничего, можно попробовать и нового, но до стадии опытного еще дотренироваться надо. А вот тем, кто только с этим делом начинает, советуют примерно десятилетнего заводить. Этих и не так жалко, если упал там или что, они живучие, сами на ноги встают. С другой стороны, и попроще с ними - механизм уже разработанный, не приходится по сто раз все системы переустанавливать. Правда, на форумах пишут, у этих, десятилетних, бывают с обучением проблемы. Если мальчишки. Если девочки, с обучением проблем поменьше (система контроля у девочек устроена надежней и её на дольше хватает), зато у девочек меньше скорость по трассе и они больше едят. Тут восемью литрами на сто километров уже не обойдешься. Те, у кого старые девочки, каждый день в магазин бегают, то им то, то им сё. Бантики вот еще. Ужас. С выбором в принципе страшная проблема. Даже если уже решишь, мальчика иди девочку. Мы с мужем почитали, как народ колеблется, пока выбирает, и всерьёз задумались. Если уже с зубами брать - нужно чем-то кормить. А если без зубов, так в какой-то момент эти зубы все равно расти начнут! И ладно уже зубы. Но волосы вот. Кудрявого выберешь - на форуме жалуются, что их расчесывать трудно. Хотя, конечно, красиво. А прямые волосы расчесывать вроде легче, но если модель при этом девочка, могут вырасти косички, а там недалеко и до бантиков. Мы тут чуть не поругались. Муж говорит, глаза только карие, только. Световая реакция лучше, цветоустойчивость выше, зрение в среднем качественней. А мне кажется, если уж мальчика брать, то хотя бы чтобы глаза были голубые, а то какой смысл? Глаза карие, волосы коричневые, лапы грязные, морда в шоколаде. Тогда уж лучше сразу того негритёнка завести. Все равно в темноте без фонаря не отыщешь... полностью - тут
Аленушка: лягушка с ушами Давидка все мечтает пройтись в дождь под зонтиком. зонтик у него зеленый - в виде лягушки со смайликом и ушами. у меня зонтик черный - зато пиджак красный. вот сегодня с утра был дождик - и мы взяли каждый свой зонтик и пошли в садик. в садике, отправив Давидку в группу, я впала в глубокую задумчивость - надо сочинить стишок про Деда Мороза, а то старые все надоели. в прошлом году приятель моей дочки похвастался, что он знает новый стишок - его сыну Богдану в садике задали. Наступает Новый год. Это знает даже кот. Кот считает: Новый год В холодильнике живет. Этот праздник жарит, парит, Открывает банки шпрот. ... И за это старый кот Очень любит Новый год! - закончила я. - как вы догадались? - а че тут догадываться - сама сочинила. ну вот, теперь новый надо сочинять. поставила я один зонтик Давиду в шкапчик, вышла на улицу - дождик не прекратился. а наоборот - усилился. раскрываю зонт над головой и топаю в магазинчик за хлебушком, одной частью мозга подбирая рифму к слову "очки" - чтоб не "дурачки", а другой напоминая себе "не забыть купить спичкИ", то есть, тьфу, "спИчки". и как-то на меня все смотрят... не скрывая улыбок. закрывая зонтик у дверей магазинчика, сообразила, в чем дело. над моим красным пиджаком был зеленый зонт-лягушка. с ушами! отсюда
Eisenhauer: Аленушка Ой боюсь участвовать, напишешь, а утром найдешь свою презренную прозу в каком ни будь там суспензории.
полная версия страницы